Адвокат нескольких фигурантов «Московского дела» и фигурантки дела «Нового величия» Максим Пашков рассказывает, почему он решил выбрать именно эту профессию, и каково с эмоциональной точки зрения – быть адвокатом в современной России.
- Я недавно увидел в вашем Инстаграме фотографию, где вы обнимаете Марию Дубовик… (одна из обвиняемых по делу «Нового величия»)
- Да. Это неприятная история была, когда ребята во время одного из процессов, когда им отказались изменить меру пресечения, вскрыли вены. Ей просто стало плохо, она в меня вцепилась, а я ее держал. Она кричала, была в истерике.
- Я тогда просто понял, что вы для нее – последняя надежда на свободу. Каково вам в этом статусе?
- Давно описано Федором Плевако, великим русским защитником. Он сказал в свое время, что хорошо прокурору: за ним стоит машина, государство. А за обвиняемым никого нет. Только защитник. И тяжка эта ноша. Самый главный принцип адвокатской деятельности, который часто забывают ребята, особенно молодые – «не навреди». Ты не должен сделать хуже. Молодые адвокаты очень любят выступить громко, хлестко ответить, не понимая, что такие вещи отражаются не на тебе, а на твоем доверителе. Ты можешь сколько угодно крыть в суде кровавый режим, плохую судебную систему, взяточников. А стоит ли это делать, если это все может негативно отразиться на твоем доверителе. Ты же ведь не себя представляешь, а его. И эта ответственность – не навредить и не сделать хуже – заставляет быть осторожным в выражениях. Иногда эмоционально срываешься… Но с опытом это проходит, и ты понимаешь, что иногда надо стиснуть зубы и помолчать. Несмотря ни на что.
- Вы можете назвать дело «Нового величия» самым сложным в своей карьере с эмоциональной точки зрения?
- Я вел дело, когда в 2017 году из воинской части в Петербурге сбежали три солдата и убили двух медсестер. Один из этих ребят был моим подзащитным. Здесь, в моем кабинете, сидел папа его. Огромный, он в дверь боком протискивался. Он рыдал, говорил, что воспитал убийцу. Это была истерика. Я его успокаивал, как мог. Для его сына дело закончилось очень неплохо. В ходе предварительного расследования удалось доказать, что к убийству медсестер этот мальчик никакого отношения не имел. С него сняли обвинения в убийстве. Остальные получили около двадцати лет, а он – пять. Это было очень тяжелое дело – погибли женщины. Фотографии, съемка, которую я видел – все в крови. Это были ведь матери, бабушки, чьи-то дочери. Я чувствовал физически ненависть от потерпевших к себе, к моему доверителю. Это было посложнее, чем «Новое величие».
- Часто бывает рефлексия по поводу своей работы?
- Она всегда присутствует. Но если ты все будешь пропускать через себя в полном объеме, ты долго не выдержишь. Надо работать немного отстраненно. Человек нуждается в защите, и ничего ты с этим не поделаешь. И ты понимаешь, что ты – единственная его связь с внешним миром. Он на тебя все надежды возлагает. Человека ведь тоже часто сложно удержать бывает. Бывали случаи, когда говорил человеку просто держаться. Тебя прессуют, давят, но просто продержись. Пожалуйста, продержись. Когда поймут, что тебя сломать нельзя, оставят в покое. Иногда удавалось, иногда люди ломались. В одном из дел человек сломался, он со слезами от меня отказывался. Он говорил, что вынужден это сделать. Потом я говорил со следователем. Он сказал, что, если бы тот человек еще месяц продержался, не добили бы его оперативники, им бы ничего не оставалось, как отпускать его. Но тут уже каждый сам решает. Я говорил ему держаться… Вот так.
- Вы приходили в профессию в начале 2000-х. Это ведь было совершенно другое ремесло. Что тогда заставило вас сделать именно такой выбор?
- Все очень просто. У меня в конце 90-х была достаточно хорошая работа с зарплатой в районе 1500 долларов. Это по тем временам были очень хорошие деньги. Но в 1998 наступил кризис, когда доллар вырос с шести до тридцати рублей, в пять раз. Наше руководство сказало, что для нас курс остается старым. Платили в валюте, и зарплата упала в пять раз. Но потом мне на глаза случайно попался договор, который компания заключала с другой компанией, и стало понятно, что деньги в ней есть. Я после этого наткнулся в метро на одного из своих преподавателей. Он сказал тогда, что, работая на дядю, ты всегда будешь сталкиваться с таким, и предложил мне перейти в адвокатуру.
- Дайте совет молодым людям, которые идут в профессию.
- Я еще не настолько стар, чтобы советовать. Единственное, что я могу сказать – если ты идешь в адвокатуру с целью «зашибить бабла», то у тебя, скорее всего, ничего не получится. А если ты идешь помочь людям, то скорее всего и деньги тебя найдут.
Алексей Волошинов