От чего плачут военные журналисты, как не сойти с ума от увиденного и почему фронтовые репортажи далеки от романтики — об особенностях самой опасной журналистской работы рассказал корреспондент РИА Новости в Сирии и Ливане Михаил Алаеддин.
— Когда и где вы впервые оказались на месте военных действий?
— Если говорить о работе, то первая моя поездка в зону боевых действий была на границе Ливана и Сирии в мае 2015 года. Тогда удалось договориться с бойцами ливанского движения «Хезболла», которые воюют на стороне правительственных сил против террористических организаций. На тот момент они вели боевые действия против отрядов ИГИЛ, которые угрожали суверенитету Ливана и планировали нападение. Это была операция на опережение в труднодоступных горных ущельях. Тогда нам удалось договориться, и я поехал почти на неделю в горы с передовым отрядом, который вел зачистку ущелий. Это был интересный незабываемый опыт, где удалось разносторонне увидеть войну.
— Что вы тогда испытали?
— Для меня война никогда не была романтикой и источником острых ощущений, так как, к сожалению, последствия войны пришлось видеть еще в детском возрасте. Но оказаться на передовой линии и видеть источник смерти рядом с собой — это меняет мировоззрение, заставляет человека переосмыслить свою жизнь и ценить то время, которое ты проводишь среди близких. Растет желание вернуться домой.
— Насколько психологически тяжело наблюдать за военными действиями?
— За военными действиями не тяжело наблюдать, особенно когда это входит в привычку. Я говорю об обстрелах и каких-то тяжелых ситуациях во время работы, сопряженных с опасностью.
— Какими качествами должен обладать журналист, работающий на войне?
— В первую очередь он не должен быть истеричкой. Нужно сохранять полное спокойствие. У человека должна быть способность не пропускать увиденное через душу и сердце, потому что в таком случае можно до следующей командировки с нормальной головой не дожить. Также объективность — это очень важно. Важно стараться максимально честно передать картинку, чтобы люди, которые находятся за тысячу километров, которым небезразлично происходящее, могли бы максимально ощутить то, что происходит здесь. Выводы делают не только читатели, сидящие на диване, но и люди, которые имеют определенный статус, позицию. Это могут быть гуманитарные службы, политики. Если правильно донести картину, будет принято правильное решение, которое может спасти судьбы или улучшить состояние людей, которые страдают от войны.
— Были ли моменты, вызвавшие слезы?
— Безусловно. Самая страшная история была в 2017 году, когда мы были в Дейр-эз-Зоре на северо-востоке Сирии. Город был в блокаде, и позиции боевиков были очень близки к нам. При этом город продолжал жить обычной жизнью. Нам с коллегами пришлось стать свидетелями попадания ракеты в стены школы. Когда рассеялся столб дыма все начали оказывать помощь раненым. После этого мы решили вернуться, чтобы отснять материал. У входа в один из частных домов стояли плачущие люди. Я подошел с фотоаппаратом, но убрал его, когда увидел тело ребенка на журнальном столе. Ему было года два. Тело было обезглавлено. Голову отсекло осколком. Это был момент холода, ступора, дикости. Слезы потекли, когда отец мальчика, узнав, что я иностранный журналист, отвел меня за руку через дорогу к окровавленному пятну и сказал: «Здесь погиб мой сын».