Нарисованные слезы из синих блесток, красные от мороза руки и колышущиеся на ветру сиреневые ленточки, которые люди повязали к перилам Патриаршего моста. На каждой из такой надпись: «Свободу сестрам Хачатурян». Так проходит акция под названием «Мост сестер». Вокруг активистов уже кольцом сомкнулась толпа с камерами, блокнотами и микрофонами. Среди них красный значок русской службы BBC. Если присмотреться, то на лицах некоторых журналистов через маску напускной деловитости проступает скучающее, разочарованное выражение. Хотели хлеба и зрелищ, а получили "бойкот"... Все стоят и молчат. И я молчу. Мне, как человеку, который никогда не бывал на подобных мероприятиях, все это больше напоминает артхаусный перфоманс. Вот из очереди, выстроившейся на одиночный пикет, выходит девочка-подросток в распахнутой куртке – новая жертва фоторепортеров. Подобно заключенному, она без слов берет в руки табличку-плакат с провокационной надписью «Хотите больше мертвых домашних боксеров?» и становится на видное место. После этого со всех сторон ее облепляют камеры.
По мосту взад-вперед неспешно прогуливаются полицейские, окидывающие собравшихся недовольным взглядом. Я все хочу заговорить с кем-то из присутствующих, но на ум не приходит подходящих вопросов. Вдруг слева от себя слышу, как одна журналистка берет интервью у прохожей. Та, польщенная оказанной честью, рассуждает о роли семьи в современном обществе. «Институт семьи давно выжил сам себя. Но в России все еще считается, что именно семьи улучшают демографическую ситуацию в стране, поэтому за них пытаются держаться...» - говорит она. Неожиданно девушка произносит одну интересную фразу: «В русской культуре, несмотря на законы, все равно есть такое представление, что «чуть-чуть можно». Поэтому важен не столько введенный закон, сколько сам разговор, почему он необходим».
Немного потеряв нить диалога, я все еще пытаюсь слушать, но в это время ко мне подходит странный парень. Скрипучим голосом он спрашивает, кто я, в каком издании я работаю, и просит показать мои заметки. Среди тишины вокруг его вопросы повисают в воздухе, звучат как-то особенно нелепо.
Желая избавиться от назойливого собеседника, я решаюсь подойти к пикетчикам из очереди, чтобы задать им вопросы. Первым на мою просьбу дать комментарии отзывается бойкий молодой человек, который очень эмоционально начинает рассказывать о всех “наболевших язвах современного общества". "Вы можете записать меня на диктофон", - прерываясь, говорит он. Но я не спешу нажимать рекорд, потому что наперед знаю, что тот мне расскажет. Юный Ленин решил разговаривать со мной популистскими лозунгами и призывами, которых сам же начитался в интернете. "Общество больно стереотипным мышлением", "хватит становиться консервными банками", - выдает он. Не теряя надежды, я все пытаюсь выудить из собеседника что-нибудь из личных переживаний, выяснить чем близка ему тема домашнего насилия. После нескольких моих неудачных попыток выясняется, почему парень с таким пылом, хоть и не своими словами, говорит о домашнем насилии. В школе он часто подвергался травле среди сверстников, а, приходя из школы домой, пытался защитить мать от нападок ревнивого отчима. Сегодня первая акция в его жизни, в которой он решился принять участие. А решился потому, что больше не стыдно и не страшно открыто говорить о своей проблеме. По его словам, он понял, что понял, что он не одинок.
Уже собираясь уходить, я вижу, как иностранец беседует с одной из организаторов акции. "Это не про них, а про наше общество в целом… про страну",- на беглом английском поясняет молодая девушка с короткой стрижкой. История сестер Хачатурян для некоторых сейчас уже стала нарицательным именем для обозначения домашней жестокости и насилия, безнаказанно творящихся в российских семьях. И виноваты в этом не только те, кто принимает законы, но и те, чей категорический протест против подобных преобразований заставляет законодателей топтаться на месте.
Даже место для акции в поддержку сестер активисты выбрали неслучайно. Неподалеку от Патриаршего моста в храме Христа Спасителя проходило собрание против принятия закона о домашнем насилии, где сторонники традиционных ценностей выступали против вмешательства государства в дела семьи. В обществе, немалая часть которого настроена крайне консервативно, трудно проводить серьезные реформы, даже тогда, когда ощущается их острая необходимость.