Дмитрий З., один из многих людей, которые занимаются помощью политзаключенным на безвозмездной основе, – о работе на грани между законом и справедливостью.
– В чем суть твоей деятельности как правозащитника?
– Я все же не правозащитник, я гражданский активист с правозащитным уклоном, если можно так выразиться. В нашей стране эти понятия находятся на очень небольшой дистанции из-за нарастающего вала социальной несправедливости, которую изо дня в день порождает российская судебная система. Правозащитник – профессия, а активист – волонтер на большой массив конкретных задач. Я как раз активист.
– Как ты пришел к активизму? Что тобой двигало?
– Часто люди начинают этим заниматься после первого задержания или благодаря окружению, в котором уже есть активисты. Я попал в «тусовку» как раз по первому сценарию. 12 июня, на марше за свободу Ивана Голунова, которого на тот момент уже освободили, я попал в автозак, в очень хорошую компанию. С нами был режиссер Леонид Марантиди, в тот день у него была «пресска» (пресс-карта) Медузы, он выполнял редакционное задание. Еще был Сергей Фомин, он проходит по Московскому делу, и Сергей Власов, депутат муниципального округа Печатники.
Вообще, автозак это очень веселое место, как правило, если это не 27 июля и не 3 августа. В те дни задержали очень многих, в ОВД не хватало места, и поэтому люди ждали в душных автозаках по полдня. Их не выпускали даже в туалет. Только когда приезжали общественные защитники, их могли выпустить, в теории. Вот я как раз приблизительно такими вещами занимался в июле-начале августа.
А по поводу того, как начал… Я уже упоминал Сергея Фомина. Он после задержания стал волонтером-сборщиком подписей в штабе Любы Соболь. После того как ее не допустили до участия в выборах, потому что в ее списках якобы были мертвые души, Сергей ходил по квартирам и опрашивал людей, которых признали несуществующими или умершими, – собирал документальные подтверждения, что нас пытаются обмануть. Он привлек к этому и меня. Это мой порог вхождения, который я переступил успешно и попал в «тусовку».
Потом грянул гром. Это было после 27 июля, я листал новостную ленту. Читаю, что у Фомина дома обыск. Сказать, что выпал в осадок – ничего не сказать. Я в тот момент в полной мере понял, что люди имеют в виду, говоря, что это может случиться с каждым.
Потом были первые суды. Я тогда впервые побывал на заседании, и мое впечатление только подкрепилось. Там я познакомился с разными людьми, и вот каким-то образом, а я еще человек коммуникабельный, я начал вливаться в «тусовку». Когда у человека появляются первые знакомства, он в этой «тусовке» постепенно ассимилируется.
– Почему ты решил помогать, а не просто пережить задержание и забыть?
– Это вопрос, на который у меня нет ответа. У меня характер такой, меня так воспитали родители. Не могу пройти мимо и закрыть глаза.
– Как к твоей деятельности относятся близкие?
– С пониманием, так скажем. Мама обычно говорит, что не может запретить мне ничего делать, потому что она так меня воспитала сама.
– Испытываешь ли ты страх в связи со своей деятельностью?
– Ну, во-первых, я ничем криминальным не занимаюсь, во-вторых… Чего загадывать заранее? Предпочитаю о таких вещах не думать. Я периодически общаюсь с людьми, которых волей обстоятельств, по каким-то абсурдным причинам изъяли из гражданской жизни, посадили в четыре стены. Это неприятно, мягко скажем. Лишение свободы в каком бы то ни было виде неприятно. Но сказать, что я из-за этого сильно переживаю, – наверное, нет. Если что-то произойдет, то мне будет скорее уже все равно.
– А если говорить не про тебя, а про друзей и родных?
– Это, пожалуй, самое большое психологическое препятствие. Естественно, страшно, что кого-то лишат работы, что кого-то прижмут из-за того, что делаю я. По факту, я несу личную ответственность за людей, которые меня окружают и которым я дорог. И тем, чем я занимаюсь, я ставлю их под удар. Это правда.
Хочу добавить еще по поводу собственных страхов. Страшно время впустую потратить, вот что.