«Спорим, он не продержится здесь и до конца первого курса?»

Высокие потолки, сонные лица студентов – один из престижных медицинских университетов страны. Подруга-медик рискнула провести меня в местный анатомический театр. Посторонним вход строго воспрещён, но любопытство сильнее.

В нос ударяет едкий запах – формалин. «Первые два часа в анатомичке будет тошнить, а к третьему начнётся веселящее воздействие на мозг, домой побежишь вприпрыжку», – объясняет мой проводник. Просторный зал уставлен узкими мраморными столами, вокруг нескольких – группы студентов. Будущие медики толпятся перед трупом, горячо спорят, присваивая высушенным мышцам непроизносимые названия.

У соседнего препарата (так называют обработанные трупы) тем временем медленно оседает на пол студент. Стоящий рядом парень по-товарищески пихнул меня локтем в бок: «Спорим, он не продержится здесь и до конца первого курса?». Практику все проходят одинаковую, и даже если ты будущий педиатр, надевай перчатки и подходи к препарату. Несколько раз за семестр студенты сдают коллоквиумы на знание разделов анатомии на практике. С учебником в руках к зачёту подготовиться невозможно.

Подруга провела для меня небольшую экскурсию. Анатомичка оказалась первым пунктом в «эволюции врача». Сначала они учатся на обработанных трупах, потом – на свежих, и лишь через несколько лет для них открываются двери операционной. Каждый препарат подготовлен особым способом, чтобы изучать на нём что-то конкретное: один – костный, другой – мышечный, третий – со всеми внутренними органами. У очередного трупа голова была замотана тряпкой. «Лицо закрыто из этических соображений?» – спросила я. «Нет, просто мы его сейчас не изучаем!», – парировал кто-то.

Препараты сюда привозят из морга после обработки. Эти люди когда-то завещали свои тела науке, не побоялись стать предметом изучения тысяч будущих врачей. Благодаря им студенты могут прикоснуться к тому, что нарисовано в учебниках. Студенты с нескрываемым уважением относятся к рабочему материалу: всё делают очень осторожно, после себя оставляют всё, как было. За порядком, кроме того, следят уже выпустившиеся лаборанты; за лаборантами – профессор. Каждый студент отвечает сам за себя, однако никто не отказывается помочь застегнуть пуговки на халате или подсказать название сухожилия. В аудитории никто не дурачится, все сосредоточены и кажутся по-настоящему влюблёнными в свою профессию.

Препараты внутренних органов

Помимо полноценных трупов, на отдельных подносах в анатомичке лежат комплексы внутренних органов: серые сердца, почки, лёгкие. Серые – это потому, что без крови. Под надзором подруги я попробовала изучить тонкую кишку, вымоченную в формалине. Рядом две девушки повторяли строение печени и желудка, и я стала свидетелем рассказа о том, как какую-то студентку случайно закрыли на четыре часа в анатомическом музее (туда пускают строго в группе с преподавателем). Когда её нашли и выпустили, взгляд у неё был совершенно безумный: она провела полдня наедине с препаратами аномального развития органов, и никто не знает, что там могло произойти за это время. Мне неизвестно, всё ли с ней теперь в порядке, но одна из студенток заключила: «Спрятаться там что ли как-нибудь, чтобы меня тоже забыли. Может, хоть анат наконец выучу».

Анатомичка кажется отдельным маленьким миром. Здесь каждый знает своё дело. Все совсем разные, но при этом совершенно одинаковые в своих белых халатах. Здесь своя иерархия «профессор-лаборант-студент», свои порядки и законы. И даже любовь в виде пары в углу не обошла это место: «Любовь – и на войне любовь, и в анатомичке».