Арина Дубкова – артистка балетной труппы театра Станиславского и Немировича-Данченко – рассказала о своем опыте игры перед почти пустым залом, учебе в академии и атмосфере в балетной среде.
– Творческую сферу, особенно сферу балета, принято считать одной из самых токсичных. Расскажи о конкуренции в профессии.
– Да, в сфере искусства, как и в любой другой, есть завистники, ненормальные люди. Особенно в балете это у девочек распространено, потому что их в принципе в балете больше – значит конкуренция выше. У нас в труппе здоровые отношения. Конкуренция есть, но это в основном просто сплетни друг про друга. Стекло в пуанты мне никто не подсыпал и наряды пока не рвали. Но сталкивалась с иголками в костюме: не знаю, намеренно это или просто булавка от бирки с фамилией осталась. Но есть театры, в которых всё намного хуже.
– Как проходят репетиции во время карантина?
– У нас каждый день был урок в зуме, чтобы поддерживать форму. Репетиций весной не было. Летом и осенью репетировали онлайн только определенные постановки, потому что режиссер не смог прилететь. Но я в них не задействована. Большинство репетиций были оффлайн, но если всё переведут в онлайн, то я думаю, что мы будем стоять в пачках напротив камеры и делать то, что говорит режиссер.
– Сейчас в театрах ограничения – 25% зала – как играется на сцене, когда зал заполнен только на четверть? Чувствуется ли нехватка энергетики зрителя?
– Я прям плачу. Я с этим столкнулась. Это было очень неожиданно. Я выхожу на сцену, смотрю в зал, а там вообще никого нет. Было продано 100 билетов из 2000 посадочных мест. Но эта публика, конечно, поддерживала как могла, спасибо им огромное за это. Всё равно было ощущение какого– то корпоративчика, междусобойчика. Будто детский утренник. 25% даже не половина зала. Это так угнетает. Большой театр вообще отказывается от каких– то спектаклей, потому что это в убыток идёт. Лучше их вообще не проводить, там монтировщики, осветители, а у некоторых из них посменно идёт оплата труда. У нас вроде пока ещё ничего не отменяли, но сейчас будет очень сложная пора для театров. Некоторые дают двойники – показ одного и того же спектакля дважды в день: в 12 и в 7 вечера. Я не знаю, кто на это будет ходить, потому что обычно на утренние спектакли ходят дети. А с кем они ходят? С бабушкой или дедушкой, а они сейчас должны дома сидеть.
– Расскажи об учебе в хореографической академии. Правда ли, что там очень жестокие преподаватели?
– Всё зависит от педагога. В первые 4 года у нас была преподавательница, которая реально могла ударить. В старшие годы прессинг уже пошел на голову. Там очень сильно ломают психологически: публичные унижения и оскорбления, переход на личности. Я не особо хочу об этом вспоминать. Часто даже не знаешь, что лучше: чтобы тебя дальше линейкой били или чтобы тебе давили на голову.
– Сегодня, спустя 16 лет балета, как бы ты ответила на вопрос: каким балет является именно для тебя?
– Иногда я прям фанатик. Бывает очень тяжело, когда после спектакля возвращаюсь домой к 2 часам ночи, а мне нужно к 11 утра быть уже на уроке. Балет в какой-то степени люблю, в какой-то степени ненавижу: здоровье ухудшается. Всё тело болит, я вся хрущу, но это ещё не так плохо. Есть девочки старше меня на несколько лет, или, наоборот, младше, у которых настоящая жесть – были даже операции на связки. У меня всё ещё хорошо: ну хрущу и хрущу. Значит, не хватает смазки, коллагена, не знаю точно. Я часто плачу от боли или усталости, потому что это огромное давление на голову даже сейчас. Иногда очень устаю, разочаровываюсь во всём и думаю, надо ли мне это всё. Но я понимаю, что без балета уже не могу, 16 лет это уже достаточно серьезный срок.
Comments