Несмотря на заявление властей о снижении числа заболевших коронавирусом, количество смертей в сутки все ещё большое – около 500 человек в день по России (данные на 21 декабря).
В противовес необычно яркому декабрьскому солнцу меня окружают многочисленные кресты и гранитные плиты Ракитского кладбища. Вокруг как будто целое море памятников, и в каждом скрыта своя история.
Мимо проходит группа людей. Практически каждый несет в руках букет: солнечные астры, красные гвоздики, снежные розы, и везде четное количество цветков. Процессия движется достаточно долго, пока не останавливается около пустой ямы и большой черной машины. «Пожалуйста, наденьте маски и держите социальную дистанцию», ― говорит работник кладбища. Я обращаюсь к нему с вопросом о том, как поменялась его работа, когда появился COVID-19. Мужчина рассказывает, что, как правило, самый пик приходится на ноябрь, декабрь и март ― тогда обостряются сезонные болезни, увеличивается смертность. «Обычно больше всего могил (роют) на Новый Год ― около 40 в день, а мы только вчера вырыли 50. Не знаю, что будет потом», ― делится мой собеседник.
Из-за масок не видно лиц людей, но отчетливо все слышно. Пожилая женщина рыдает, опустившись на колени перед деревянным ящиком. Ее стараются поднять, но ноги не держат. Сзади слышу шепот двух женщин:
― У Наташки не было короны, но отпевать отказались, мол, вдруг она заразная. А она так хотела, чтобы все было по правилам, так часто во все эти монастыри ездила. Получается, даже последнюю просьбу не выполнили.
― Да ей специально корону поставили, чтобы хоспис больше денег получил. За каждого ковидного дают по десятке, сама же знаешь.
Мне кажется странным, что гроб открытый, ведь, по уверениям этих женщин, у погибшей был коронавирус, поэтому ее отказались отпевать. По правилам, больных коронавирусом хоронят следующим образом: ритуальное агентство получает тело у морга уже в пакете, затем кладет в гроб на клеенку, сверху посыпает хлоркой, затем еще клеенка и хлорка, и так несколько раз. Потом гроб закрывается, но, чтобы провести последнее прощание умершего с родственниками, часть крышки делают стеклянной или пластиковой.
Мне не хочется быть свидетельницей чужой трагедии, оглядываюсь по сторонам. Ужасает количество земляных холмиков, которые, судя по еще не осевшей земле, появились недавно. На тех, где уже смогли установить кресты или плиты, стоят даты, преимущественно ноябрьские и декабрьские. В некоторых местах от земли идет дым ― это тлеющие угли, которыми отогревают землю, чтобы потом разместить там новых «резидентов».
Я отправляюсь к «главному центру» кладбища, где находится администрация. Пообщаться лично с ее представителями не удается ― однако впоследствии они отвечают письмом. «Увеличения количества захоронений не наблюдается, кладбище работает в штатном режиме», ― сухо сообщают мне без каких-либо деталей.
Мне почему-то хочется вернуться назад к той могиле. Когда я оказываюсь на месте, работник освобождает цветы от целлофана и выкладывает их на могилу. Видимо, что-то пошло не так, поэтому так долго тянется процедура и так мало осталось людей. Из-под цветов земли вообще не видно. Посреди всеобщей зимы это место выглядит как весенний островок.
Когда закопщик заканчивает, я спрашиваю, много ли работы. Он хмурится, затягиваясь: «Семью почти не вижу. Только рою и закапываю, закапываю и рою. Мне всего 30, а я уже как будто тут навсегда». Закинув лопату на плечо, он отправился к следующей могиле.
Comentários